Очень давно, когда ему было всего восемнадцать и он сидел в кабине грузовика, направлявшегося в Лос-Анджелес, Зак поклялся себе никогда не оглядываться назад и не думать о том, «что бы было, если бы». И вот сейчас, когда ему уже тридцать пять и он прошел огонь, воду и медные трубы, глядя на Джулию, Зак почувствовал, что поддается соблазну эту клятву нарушить. Вдыхая аромат дорогого коньяка, он наблюдал за тем, как в камине уютно потрескивали поленья, и думал, как сложилась бы его жизнь, если бы он встретил в молодости такую вот Джулию Мэтисон. Смогла бы она спасти его от него самого, научить прощать, смягчить сердце и заполнить пустоту, образовавшуюся после того, как он покинул родительский дом? Смогла бы она привнести в его жизнь какие-то иные цели, кроме тех, которые всегда определяли его существование, – больших денег, власти и всеобщего признания? Смогла бы женщина, подобная Джулии, дать ему в постели нечто более глубокое и продолжительное, чем чисто физиологическое удовлетворение?

Но Зак быстро спохватился и, осознав всю беспочвенность подобных размышлений, разозлился на собственную глупость. Ведь было совершенно понятно, что ему просто негде было встретить такую девушку. Вплоть до восемнадцати лет он был окружен родственниками и слугами, одно присутствие которых служило напоминанием о его безусловном социальном превосходстве. Дочь провинциального священника никоим образом не могла попасть в круг его общения.

Они не могли встретиться и в Голливуде. Но если бы даже такое чудо произошло, что тогда? Сосредоточившись, Зак попытался представить себе такую ситуацию. Если бы ей даже каким-то образом удалось уцелеть в том развращенном мире абсолютной беспринципности, ничем не сдерживаемого потворства своим желаниям и необузданного честолюбия, каковым являлся Голливуд, то обратил ли бы он на нее внимание? Или ее бы полностью заслонили более красивые, броские и искушенные женщины? Если бы в один прекрасный день она появилась в его конторе на Беверли Драйв и попросила о кинопробе, заметил ли бы он ее изящно очерченное лицо, фантастические глаза, гибкую фигуру? Или он бы проглядел все это потому, что ее красота не была эффектной, а фигура не напоминала переполненные песочные часы? Если бы даже ей удалось побеседовать с ним в течение часа, как сегодня, то смог бы он тогда оценить ее ум, тонкое чувство юмора и искренность? Или он бы просто выпроводил ее, потому что она не говорила «о деле»и не намекала на то, что не прочь лечь с ним в постель? А ведь в то время это были практически единственные две вещи, которые его интересовали.

Продолжая вертеть в руках бокал с коньяком, Зак обдумывал ответы на эти риторические вопросы, стараясь быть беспощадно честным с самим собой. В конце концов он пришел к выводу, что все-таки заметил бы изящные черты, нежную кожу и потрясающие глаза Джулии Мэтисон. Он совершенно заслуженно считался тонким ценителем женской красоты и не проглядел бы интересную женщину, какой бы неординарной ни была ее внешность. Он обязательно бы заметил ее прямоту и искренность. Он, так же как и сегодня, был бы тронут ее добротой и способностью к состраданию. И все же, несмотря на все это, он не стал бы проводить кинопробы. Равно как и не стал бы советовать ей обратиться к хорошему фотографу, который, Зак был в этом абсолютно уверен, мог уловить в ней тот особый шарм, что превратил бы ее в супермодель первой величины.

Вместо этого он бы наверняка выпроводил ее из своего кабинета, посоветовав вернуться домой к своему почти жениху, выйти за него замуж, завести детей и стать добропорядочной матерью семейства. Потому что, несмотря на всю свою пресыщенность и бессердечие, он бы ни за что не простил себе растления такого чистого и неиспорченного создания, как Джулия Мэтисон.

Но если бы она все-таки решила остаться в Голливуде, несмотря на все его советы? Стал бы он спать с ней? Нет.

Захотелось бы ему это сделать? Нет!

Хотел бы он, чтобы она жила с ним? Хотел бы видеть ее за обедом, ужином, ходить с ней в гости?

О Господи, конечно же, нет!

А почему?

Зак уже совершенно точно знал ответ, но все-таки решил еще раз взглянуть на нее, чтобы удостовериться в собственной правоте. Поджав под себя ноги, Джулия уютно расположилась на диване, и отсветы пламени плясали на ее блестящих волосах. Рассматривая красивый пейзаж, висящий над камином, она сидела немного боком и казалась такой же спокойной, безмятежной и невинной, как девочка, поющая в церковном хоре во время рождественской службы. Именно поэтому он бы никогда не связался с подобной женщиной до того, как попал в тюрьму, и именно поэтому он бы не хотел, чтобы она сейчас была рядом.

У них была не такая уж большая разница в возрасте – всего девять лет, однако разница в их жизненном опыте была неизмеримо больше. Причем большая часть из пережитого им вряд ли бы вызвала у Джулии восторг или восхищение. На фоне ее юношеского оптимизма и идеализма Зак чувствовал себя очень старым и циничным.

Глядя на нее, такую прелестную и желанную даже в этом бесформенном свитере, он все сильнее хотел ее, и от этого казался себе еще более отвратительным. Впервые в жизни он думал о себе как о старом, грязном развратнике.

С другой стороны, ей удалось рассмешить его, и Зак был очень благодарен ей за это. Допив коньяк, он слегка нагнулся вперед и, продолжая перекатывать в ладонях уже пустой бокал, улыбался собственным мыслям. Вряд ли он теперь сможет слушать футбольный репортаж и не вспоминать Джулию Мэтисон.

Внезапно Зак подумал о том, что она ни разу не поинтересовалась его прошлой жизнью и работой в кино. Он еще никогда не встречал человека, который сразу же после знакомства, пусть даже и не всегда искренне, не объявлял бы его своим любимым актером, а после не засыпал бы его сугубо личными вопросами о его собственной жизни и жизни других звезд. Даже самые жестокие и кровожадные подонки, которые окружали его в тюрьме, считали своим долгом сообщить, какие именно из его фильмов они любят больше всего. Подобное любопытство всегда раздражало его, но сейчас ему почему-то стало очень досадно оттого, что Джулия Мэтисон, похоже, никогда даже не слышала его имени. Наверное, в ее забытом Богом городишке не было кинотеатра. И за всю свою недолгую тепличную жизнь она не видела ни одного кинофильма.

А может быть… Ну да, конечно!.. Она ходила только на стерильные, целомудренные фильмы категории GI Его-то собственные картины относились к другой категории – PG, либо R – за нецензурную брань, насилие и обилие эротики. Зак вдруг с удивлением почувствовал, что испытывает нечто вроде стыда. Окончательно раздосадованный, он подумал, что это лишний раз подтверждает то, что он никогда бы не смог жить с подобной женщиной.

Он настолько погрузился в собственные мысли, что чуть не подпрыгнул, когда Джулия, нерешительно улыбнувшись, нарушила молчание:

– Ты не похож на человека, который получает удовольствие от своего первого праздничного ужина на свободе.

– Я просто подумал, что нужно обязательно посмотреть новости, – неопределенно ответил Зак.

Джулия тотчас же ухватилась за возможность отвлечься от собственных размышлений о том, кто перед ней – убийца или невинно осужденный, а также о том, собирается ли он еще раз поцеловать ее, до тех пор как вечер подойдет к концу.

– Хорошая мысль, – сказала она, поднимаясь и забирая со стола свою тарелку. – Почему бы тебе не поискать нужную программу, пока я буду мыть посуду?

– Чтобы ты потом обвинила меня в том, что я не сдержал своего обещания? Ни в коем случае. Посуду буду мыть я.

С этими словами он собрал со стола посуду и направился на кухню. Джулия смотрела ему вслед.

В течение последнего часа, когда Зак перестал задавать ей вопросы, ее начали все сильнее одолевать сомнения по поводу его виновности. Она вспомнила, с какой яростью он говорил о присяжных, которые отправили его в тюрьму. Вспомнила дикое отчаяние, с которым он умолял ее ответить на его поцелуй, чтобы обмануть водителя грузовика: «Пожалуйста! Я никого не убивал, клянусь тебе!»